– Спасибо, – сказал я.

– Не за что.

– Вот и брат ваш обещал научить меня по волнам на доске кататься.

– Здорово. Вообще-то ему мало кто нравится. Характер такой, непростой.

Я кивнул и улыбнулся. До чего же все-таки они похожи.

– Эй, Тамура-кун? – пристально вглядываясь мне в лицо, сказал Осима. – Может, я, конечно, ошибаюсь, но мне кажется, я первый раз вижу у тебя улыбку.

– Может быть, – промямлил я, улыбнулся еще шире и покраснел.

– Когда в Токио?

– Прямо сейчас собираюсь.

– До вечера не подождешь? Закрыли бы библиотеку, и я бы тебя на машине до вокзала подбросил.

Немного подумав, я покачал головой:

– Спасибо. Но, я думаю, лучше сейчас.

Осима кивнул и принес из задней комнаты аккуратно упакованную картину. Положил в пакет пластинку с «Кафкой на пляже» и вручил мне.

– От меня – подарок.

– Спасибо, – сказал я. – Напоследок хотел еще раз на второй этаж сходить, комнату Саэки-сан посмотреть. Можно?

– Естественно. Смотри, сколько хочешь.

– Пойдемте со мной?

– Идем.

Поднявшись по лестнице, мы зашли в кабинет Саэки-сан. Я встал у стола, легонько коснулся поверхности. Подумал о том, что впитывала в себя комната все это время. Представил Саэки-сан в ее последние минуты: как она уткнулась лицом в крышку стола. Вспомнил, как она всегда что-то с увлечением писала, сидя спиной к окну. Вспомнил, как приносил ей кофе. Вот я подхожу к открытой двери, переступаю порог, она поднимает голову, смотрит на меня и привычно улыбается.

– Интересно, что она здесь писала? – обратился я к Осиме.

– Не знаю. Одно могу сказать: покидая наш мир, она унесла с собой много разных тайн.

«И много разных гипотез», – добавил я про себя.

Июньский ветерок задувал в открытое окно, неслышно шевеля белые тюлевые занавески и неся с собой едва уловимый запах моря. Песок на берегу… Руки помнили, какой он на ощупь. Отойдя от стола, я подошел к Осиме и крепко обнял. И почувствовал что-то ужасно родное. Он мягко погладил меня по голове.

– Мир – это метафора, Кафка, – услышал я его шепот. – Только эта библиотека – не метафора. Для тебя и для меня – не метафора. Библиотека… это библиотека, куда бы ты ни уехал. Пусть хотя бы в этом между нами будет полная ясность.

– Конечно, – сказал я.

– Библиотека что надо – настоящая, особенная, исключительная. И ничто не может ее заменить.

Я кивнул.

– До свидания, Кафка Тамура.

– До свидания, Осима-сан. Галстук у вас классный.

Он отстранился и, глядя мне в глаза, улыбнулся.

– Я все ждал, когда ты это скажешь.

Закинув за спину рюкзак, я пошел на станцию. Сел в электричку и приехал в Такамацу, на вокзал. Купил в кассе билет до Токио. Поезд прибывал поздно вечером. Переночую как-нибудь, а потом, наверное, поеду в Ногата, домой. Буду жить один в большом пустом доме. Никто меня там не ждет. Но больше ехать некуда.

На вокзале я позвонил из автомата на мобильник Сакуре. Она была на работе:

– Давай только недолго.

– Недолго так недолго, – согласился я. – Я с вокзала звоню. В Токио уезжаю. Вот, хотел сообщить.

– Домой решил вернуться?

– Вроде того.

– Да уж, в пятнадцать лет из дома уходить – рановато, – сказала Сакура. – Ну а в Токио что делать будешь?

– В школу, наверное, опять пойду.

– Тоже неплохо, если подумать.

– А ты в Токио вернешься?

– Угу. В сентябре, скорее всего. Летом куда-нибудь съездить хотела. В путешествие.

– В Токио встретимся?

– А что ж? Конечно, – согласилась девушка. – Какой у тебя домашний телефон?

Я продиктовал номер. Она записала.

– А я тебя недавно во сне видела.

– И я тебя.

– Неприличное, наверное, что-нибудь?

– Ну, как сказать… Но это же только сон. А ты про меня что видела?

– У меня неприличного ничего не было. Снилось, будто ты бродишь по большому дому. Один. Ищешь какую-то особенную комнату и никак не можешь найти. Но в этом доме есть еще кто-то, и он ищет тебя. Я ору, чтобы тебя предупредить, а голоса нет. Такой страшный сон… Я все время кричала, кричала, поэтому проснулась без сил. Очень за тебя волновалась.

– Спасибо. Но это же тоже всего-навсего сон.

– Значит, с тобой ничего плохого не было?

– Ничего.

«Со мной ничего плохого не было», – успокоил я себя.

– Счастливо тебе, Кафка. Мне надо идти. Если захочешь поговорить, звони на этот номер, не стесняйся.

– До свидания… – попрощался я и добавил: – …сестра.

Миновав мост через пролив, поезд прибыл в Окаяму, где я пересел на «синкансэн» * . Устроился на своем месте и, покачиваясь вместе с вагоном, закрыл глаза. Картина стояла рядом, то и дело касаясь моей ноги.

– Хочу, чтобы ты помнил обо мне, – сказала Саэки-сан и заглянула мне в глаза. – Тогда, если даже все другие забудут, мне будет все равно.

Налитое тяжестью время накатывает на тебя, как старый запутанный сон. А ты идешь и идешь – будто продираешься сквозь него. От этого времени не скроешься – даже на краю света. Но даже если это так, ты обязан идти туда. Потому что не можешь не идти.

Проехали Нагою, и начался дождь. Я смотрел, как капли чертят по стеклу. Надо же – когда я уезжал из Токио, тоже шел дождь. Дождь сейчас везде – мокнет лес, мокнет море, шоссе, библиотека, и на краю света – тоже дождь.

Сидя с закрытыми глазами, я расслабился, давая отдых одеревеневшим мышцам. Прислушался к монотонному стуку колес. И тут вдруг сами собой из глаз потекли слезы. Они теплыми струйками сползали по щекам, застывали у рта и высыхали. Ничего, говорил я себе. Остались только дорожки. Даже на слезы не похоже. Как будто капельки дождя, что стучат по стеклу. А правильно ли я все делал?

– Ты все делал правильно, – говорит парень по прозвищу Ворона. – Совершенно правильно. Лучше тебя никто бы не справился. Потому что в настоящем мире ты самый крутой пятнадцатилетний парень.

– Но я так и не понимаю, в чем смысл жизни, – сказал я.

– В том, чтобы смотреть на картину. Слушать шум ветра.

Я кивнул.

– Спи, – сказал Ворона. – Проснешься частицей нового мира.

Я уснул. И проснулся частицей нового мира.